Страна Помория или Северная вольница
_____________________________________________________
Глава V
По топям и лесам
.
После заключения мирного договора с Турцией Петр Первый все свое внимание перенес на Балтику и Белое море, чтобы вернуть Российскому государству искони русские земли и установить мир на севере. Свой поход с целью изгнания шведов из Прибалтики он решил начать с Белого моря. Сначала он наметил путь от Архангельска по морю до реки Онеги, затем по Онеге, далее сухим путем до Новгорода. Для разведки в эти места указом от 8 июня 1702 года был командирован писарь Преображенского полка Игнат Муханов. Неизвестно, чем закончилась деятельность Муханова, но только проложение дороги было поручено сержанту Преображенского полка Михаилу Щепотьеву.
К строительству дороги Щепотьев приступил в конце июня. В помощь ему был собран народ из трех губерний: Архангельской, Новогородской, Олонецкой. Путь для кораблей и войска Щепотьев начал прокладывать от усолья Нюхча, от Вардегоры, как было обозначено царем на карте, до Повенца. На том месте, откуда начиналась дорога, у моря стояли избушки рыбаков и добытчиков соли. От Нюхчи до Вожмосалмы, что на Выгозере, 119 верст, из них 67 совершенно топких, непроходимых, болотных, которые необходимо было застилать мостами. Это было самое трудное место для устройства дороги. Чтобы сделать мосты, приходилось возить по болоту бревна за 5-10 верст. В то же самое время другие крестьяне рубили деревья, делали просеку, наводили мосты через речки и ручьи, делали пристани у Вардегоры и в Повенце.
После этой черновой работы второй эшелон приводил просеку в проезжий вид: очищал от камней, пней, поваленных деревьев. В августе вся неимоверно трудная работа была закончена и Щепотьев доносил царю из Повенца: «Известую тебя, государь: дорога готова, и пристани, и суда по Онеге готовы, а подвод собрано по 2-е августа – 2000, и еще будет прибавка, а сколько судов и какою мерою, о том послана к милости твоей роспись с сиим письмом».
Карлу XII, королю Швеции, и в голову не могла придти мысль о том, что русский царь находится на Белом море и ведет корабли и войско по дебрям Поморья и Выговского края и доставит их к крепости Нотебург. Кто видел эти места, тому намерение Петра могло показаться безумным, если бы блестящее его осуществление не стало историческим фактом. Впрочем, и Петр не сразу решился на такой поход!
Из Архангельска Петр направился вниз по Двине «помолиться» Зосиме и Савватию. Приплыв в Новодвинскую крепость и погрузив на 13 кораблей, построенных на Соломбальской верфи, оружие, провиант, снаряжение и четыре тысячи солдат, он отправился на Соловки. В пути начался шторм, который едва не потопил судно, на котором плыл царь Петр со свитой. Поморскому кормщику удалось проскочить мимо опасных Унских рогов и войти в тихую Пертоминскую бухту. Тут в монастыре все отсиживались, пережидая бурю. На берегу моря царь поставил крест, на котором собственноручно вырезал: «Поставил сей крест капитан Питер». После этого царь благополучно доплыл до Соловецких островов, где провел несколько дней.
В Соловецкий монастырь Петр Первый приехал часа за полтора до захода солнца. Его встретили колокольным звоном и пальбой из всех монастырских пушек. За пушечную пальбу поблагодарил, а колокольный звон велел прекратить. Все думали, что царь пойдет в главные ворота монастыря, где его ждали на богомолье, но он отправился вдоль стен Кремля, чтобы убедиться, «сколь может быть неприступным монастырь в случае нападения неприятеля». И только обойдя Кремль, он прошел в Святые ворота.
Ночью, когда все спали, Петр вместе с архимандритом обошел все монастырские тюрьмы. Архимандрит рассказывал про каждого узника. Многих царь знал – находились они здесь в заточении по его указу. Он сам снял кандалы со своего бывшего духовника Иллариона, наговор на которого не подтвердился. Под Головленковской башней томился бывший тамбовский епископ Игнатий, который набросился на царя с бранью. Петр схватил плеть и так крепко избил бывшего служителя церкви, что тот через два дня умер.
В монастыре царь прожил несколько дней. Все видели, что он кого-то ждет. Наконец в губу Благополучия приплыл на карбасе человек, потребовавший, чтобы его провели к самому государю. Петр прочитал переданную от Щепотьева грамоту, в которой говорилось: «Идти на кораблях можно». И тогда царь объявил, что на следующий день назначается отплытие. Это был последний приезд Петра на Белое море. Он отплыл на тринадцати кораблях в Нюхчу к подготовленной Щепотьевым дороге, которую народ назвал «Осударевой».
10 августа 1702 года к Нюхче с Соловецкого монастыря подошел флот в составе тринадцати кораблей во главе с Петром, царевичем Алексеем, Меншиковым, многочисленной свитой, духовенством и пятью батальонами гвардейцев (более четырех тысяч солдат). У Вардегоры к кораблям подходили пустые карбасы, загружались и возвращались на берег. На берегу стояли пушки на больших колесах, обозные телеги, повозки для царя и свиты и многое, необходимое для похода. Корабли разгружали солдаты, а на берегу работали мужики.
Разгруженные корабли отводили к Ришлуде. Лишь два малых фрегата, «Курьер» и «Святой дух», были подтянуты к берегу. С них сняли все, вплоть до каменного балласта, сняли такелаж и выдернули мачты. На берегу поставили на салазки, с помощью которых надо было тащить фрегаты сухим путем.
Никогда еще у Вардегоры не собиралось столько кораблей и не было согнано так много народа. На берегу стоял архимандрит Фирс и думал, что давно обитель не подвергалась такому опустошению. Царь увез всех мирских трудников, забрал все продовольственные запасы и деньги. Он распорядился привести в порядок все тюремные помещения, построить новые, а на Заяцком острове, около которого стояла эскадра, возвести церковь. Взамен всего этого подтвердил преимущества, которыми пользовался монастырь на Белом море, подарил свою карету и порох.
Два малых фрегата поставили на салазки, а остальные ушли в Архангельск. К каждому из фрегатов было определено по сто лошадей с возчиками и по сто пеших крестьян. Фрегаты стояли на обнажившемся дне моря. От салазок к берегу протянули канаты с лямками. Пригнали лошадей и впрягли, привели мужиков, которым велели разобрать оставшиеся лямки. Около лошадей встали солдаты с кнутами, а около мужиков солдаты с фузеями (ружьями). После выстрела Петра солдаты заорали на лошадей и крестьян. Все напряглись, и оба фрегата, дрогнув, двинулись к берегу. Для более быстрого продвижения под салазки подкладывали катки.
Огромные массы солдат шли через Нюхчу. То и дело застревали в колдобинах подводы, одну вытаскивали, другая ныряла в ту же яму. Слышалась ругань, а люди все шли и шли по узкой улочке Нюхчи, никогда не знавшей такого обилия народа. На взгорье, на суше, странно было видеть два фрегата, два морских корабля, которые медленно двигались, словно плыли, среди сотен людей, тянувших канаты, подкладывавших катки. Петр перекрестился, вздохнул и молча пустился догонять армию. Старики и старухи, детишки и молодухи – нюхотские староверы, смотрели не без страха на быстро шагающего по вязкой грязи черноволосого, с трубкой в зубах, царя. Старики, провожая царя взглядом, крестились, качали головами и бормотали:
– И куда их, еретиков, понесло? Не иначе рушить наши острожки-монастырьки, ну да не отыщут, потонут в болотах, засосет дьяволов, сгинут никонианцы поганые, трубокуры...
И словно наваждение, исчезла царская армия, закрыло ее беломорским серым дождем и туманом. А древние старики все смотрели вслед трубокуру-царю, качали головами, перешептывались:
– Истинно антихристово пришествие!
– За грехи наши карает нас господь!
У нас в России Нюхча не одна. Нюхча беломорская знаменита – здесь в глухомани побывал сам царь, да еще Петр Великий. Расположена Нюхча в пяти километрах от Белого моря на одноименной реке. Около Нюхчи, на левом ее берегу, Святая Гора, словно огромная опрокинутая чаша – самое высокое место в округе, более ста метров над уровнем моря. Святая гора далеко видна, даже из Унежмы. Отсюда, из Нюхчи, началась знаменитая «Осударева дорога» – волок из Белого моря в Онежское озеро.
Нюхчане крепко хранят в памяти все, что связано с посещением их села Петром. Рассказывают, что царь подарил нюхотскому кормщику, спасшему судно, на котором плыл Петр, кафтан со своего плеча и разрешил бесплатно пить водку во всех кабаках. Другая легенда того времени повествует, что нюхчане у царя «кафтан украли». Видимо, со времени посещения Петром Нюхчи и пошла поговорка: «Нюхчане-цари». Нюхчане не в меру гордились своим именитым званием. Не хотели и унежомы отставать от своих соседей, и когда те хвалились, они отвечали: «А унежомы – короли». Так вот и появилась поговорка: «Нюхчане – цари, а унежомы – короли». «Короли» хвалились необычностью расположения своей деревни – на наволоке, с трех сторон омываемом морем, наличием варак, удаленностью от других сел. Но не только унежомы, но и приезжие всегда восторгались красотой нашей деревни и говорили: «Унежомский наволок – Москвы уголок».
«Осударева дорога» шла на Пулозеро, Вожмосалму, по Выгозеру на деревню Телейкину, а затем к Повенцу. От Нюхчи на юг 66 верст непроходимых, болотных, застланных лесом – труднейшая часть дороги. Крестьяне и лошади проваливались в болото, купались в болотной жиже, но мокрые, истощенные, тянули фрегаты. Другие, совершенно ослабевшие, оставались лежать на дороге. На остановках для отдыха Петра и приближенных ставили зимушки (избы) или палатки, а крестьяне спали прямо на земле или устраивались на деревьях. Днем люди работали, а ночью дрогли и мерзли в мокрой и холодной одежде. Разводить костры было запрещено, чтобы не случился пожар.
Солдаты питались продуктами, взятыми в Архангельске и монастыре, а крестьяне – тем, что было припасено из дому; все жили на сухом пайке. Начались холода и ослабевшие крестьяне валились с ног от холода, болезней и голода. Взамен тех, кто, обессилев, падал и не мог больше подняться, Меншиков пригонял новых, что вели позади, окруженных двойной цепью солдат.
Фрегаты двигались по сузему, как по морю: то они гордо взбирались на кряжи и парили над вершинами сосен и елей, то будто проваливались в бескрайние просторы моховых болот. За фрегатами шли солдаты, далее растягивалась длинная цепь пушек, которые катились на больших колесах, за ними скрипели обозные фуры и повозки для царя и свиты. Наконец, позади всего гнали мужиков, которые должны были сменить тех, кто не сможет больше ни прокладывать дорогу, ни тащить фрегаты, ни вообще что-либо делать. Так двигались с небольшими перерывами от восхода до самого заката. К ночи Петр садился писать приказы, рассылавшиеся во все концы государства и за рубеж, давал распоряжения на следующий день.
Поход Петра совершался в глубокой тайне и немногие знали конечную его цель. Среди узкого круга приближенных был молодой помор из Нюхотской волостки Семен Поташов – писарь царя. На приказах Петр ставил подпись, а Меншиков запечатывал конверты, передавая ожидавшим гонцам. Несмотря на глубокую ночь, гонцы, сопровождаемые охраной, скакали назад в Нюхчу, а оттуда по тракту через Унежму и Онегу во все концы государства.
Пройдены были топкие болота с глубокими речками, где нужно было накладывать в несколько рядов гать. Но и теперь по лесистым кряжам тащить фрегаты было нелегко, к тому же осталось меньше половины мужиков и пали почти все лошади. До Онежского озера было уже недалеко. С вечера было холодно, а под утро ударил заморозок, покрывший землю инеем. Обессиленные мужики не успели отдохнуть. До полудня они еще кое-как тащили фрегаты, а затем, когда их начали подгонять плетьми, вышли из повиновения, бросили корабли. Мужики кричали, что нужно разбить фрегаты – от них пошло мучение, надо порешить царя-ирода: будь он настоящим царем, а не подменным чужеземцем, не погубил бы столько народа, пусть их всех порешат, никто дальше не пойдет. В это время появился запах гари, вблизи начинался лесной пожар. Раздуваемый ветром огонь двигался в сторону фрегатов. Мужиков, пытавшихся повалить фрегаты, окружили со всех сторон солдаты, прикатили пушки, направив их на взбунтовавшихся. Видя, что надвигается пожар, крестьяне затихли. Началась борьба с огнем за спасение фрегатов.
Вскоре появились люди в черных одеждах – раскольники с Выгорецкого монастыря, и помогли ликвидировать пожар. Дорога проходила недалеко от монастыря, и они со страхом ожидали своей судьбы. Петру уже докладывали, что в Поморье много раскольников, а на Выгу – монастырь. Петр не велел их трогать, и всегда, когда о них заходила речь, говорил: «Пусть живут».
Через некоторое время царю доложили, что его просят принять Андрей и Симеон Денисовы. Петр принял их в походном шатре.
– Что скажешь, Андрей Денисов? – спросил Петр, приглашая обоих к столу.
Андрей пояснил, что обитель построена на диком месте, люди в ней всякие, боятся царя.
– Как теперь дела? – спросил Петр.
Андрей отвечал, что хозяйство стоит прочно: пашни пятьсот десятин, да покосов столько же, коров сто двадцать голов. Свое рудное дело завели. Петр заинтересовался, откуда берут руду, на что Андрей ответил, что по берегам Онего, близ Повенца.
– Хорошо живете, так чего же еще от меня хотите? – спросил царь.
– Оставь нас жить своим уставом... Страх напал на обитель. Третий день все не работают, обрядились в саваны, поют псалмы. Скотина не поена, не кормлена, ревет в хлевах, – отвечал Андрей.
– Нy что мне с вами делать? Ладно, живите своим уставом, снимайте саваны! Молитесь хоть одним перстом, платите двойной оклад со всего хозяйства! В Повенец пошлите мастеров-лодочников. Добрых! Мне нужны карбасы и ёлы, судов пятьсот! – сделал наказ Андрею Петр.
Андрей вручил царю мешочек – вклад раскольников в государево дело. По звону Петр определил, что в нем золото, и остался доволен встречей с «дельными людьми». После ухода Денисовых Меншиков спросил:
– Мин Херц, почему же ты был такой добрый с раскольниками, которые тебя ругают и проклинают, богу за твое здоровье не молятся?
На это царь отвечал:
– А кто нам будет руду добывать и пушки делать для войны со шведами?
Вторая половина пути проходила по более удобным местам: кончились болота, начался Масельгский хребет. В Повенец прибыли двадцать шестого августа, пройдя за десять дней сто шестьдесят верст. Посреди просеки, прорубленной до самой воды, стояли на салазках два малых фрегата. Матросы ставили мачты, такелаж, ярко начищенные пушки. На снастях повисли разноцветные флаги. Сухопутный переход через суземок от Белого моря до Онежского озера был закончен. От четырех тысяч мужиков, которые были у Вардегоры, осталось меньше трети, остальные перемерли, а тех немногих лошадей, что выжили, прирезали на мясо.
Петровская гвардия находилась в полной боевой готовности: пушки в полном порядке, имелся боевой артиллерийский запас, для плавания по Онежскому озеру и далее к истоку Невы было собрано много карбасов и других мелких судов. Фрегаты были спущены на воду, и после краткого торжества все войско во главе с Петром отправилось в южную часть Онежского озера, к реке Свири. Река эта соединяет Онежское озеро с Ладожским.
Там, где из Ладожского озера вытекает река Нева, стояла неприятельская крепость Нотебург, построенная еще новгородцами. Освобождение этой крепости было целью похода Петра. Цель эта для неприятеля оказалась скрытой. 11-го октября 1702 года крепость Нотебург под ударами войск Петра пала. Старинный русский город Орешек был освобожден. Победа эта открыла путь России к устью реки Невы и в Балтийское море. Освобожденная крепость-город была переименована в Шлиссельбург, что значило «ключ-город». «А сим ключом, – говорил Петр, – много замков отперто».
Вот что сообщил по поводу похода Петра соловецкий летописец: «Его величество предпринял путешествие... лесами, мхами и болотами от Нюхотской 160 верст, где деланы были мосты Соловецкого монастыря крестьянами... которые продолжали с лошадьми эту работу до зимы. По сей, сделанной ими дороге, протянув людьми две яхты до Повенецкой пристани, от которой Его величество озером Онегою и рекой Свирью на судах проплыл в область Новгородскую, и подступив с воинством под шведскую крепость Нотебург, что ныне именуется Шлиссельбург, взял оную приступом того же года октября в 11 день». Весной следующего года был основан Петербург.
Ну, а что же с дорогой? Дорога заросла и исчезла. Прошел по ней однажды царь с войском и с фрегатами, и больше ею никто не пользовался. Нужна она была для государственной надобности и сделали ее поморы. Помогли государству в трудный час. А у них дороги иные – морские.
Но память о дороге не исчезла. Она стала легендой – даже в наше время трудно представить эту удивительно-легендарную эпопею, осуществленную Петром и поморами.
.
.